Оставь надежды, всяк сюда вошедший…
«Купейных билетов нет. Есть только плацкартные». Кассир была безжалостна, всем своим видом давая понять, что нормальные-то люди позаботились о своем вояже в южную столицу заранее, примерно за месяц раскупив все места в СВ и купе. А ко всем остальным автоматически прикрепляется ярлык «плебс». Отношение к таковым соответствующее. Презрение чувствуется даже в отрешенном жужжании матричного принтера, выбивающего на моем билете заветные цифры и буквы.
Впрочем, узнав, что я журналист, женщина в окошке несколько смягчилась и посоветовала либо подойти за два дня до отправки (дескать, иногда бывают «отказники»), либо договориться с проводником. «Вы же знаете, с деньгами у нас возможно все» - понимающе подмигнула мне она, тем самым проявив чудеса вежливости и учтивости (мужчина в плохоньком пиджаке, стоявший в очереди передо мной, в ответ на робкую просьбу о нижней полке был буквально облит смесью, состоящей из подчеркнуто официального сухого тона, язвительного «плацкартчик» и буквально вышвырнутого из окошка паспорта с билетом и сдачей).
Людей, отказавшихся поехать в Алматы, за два дня до отправки не оказалось. Потерпела крах и попытка договориться с вагоновожатым – цена «нелегального» билета в специальном вагоне от нефтяной до южной столицы лишь немногим уступала стоимости того же маршрута. Только на самолете.
Особенности национальной перевозки
С самого начала я совершил три ошибки. Накупил холодной минералки за два дня до отправки, полагая, что нужно будет попасть на поезд во всеоружии, спрятал все самые нужные вещи вроде паспорта, ножа, вилки с ложкой и любимой книжки на самое дно сумки и, наконец, явился на вокзал точно вовремя. Итог – минеральная вода стала горячей уже через два часа пути, во время каждой проверки документов я заставлял по 15 минут стоять в проходе, по крайней мере, семь человек и, наконец, благодаря тому, что не явился укладывать свои вещи за час до отправки, пришлось первые полдня в поезде провести в состоянии холодной войны с проводниками, уложившими на третью полку «нелегального пассажира». Как позже выяснилось, он отдал за эту полку полную стоимость купейного билета. Мягкость полки пониже он ощутил только на третий день поездки, уже на подступах к Алматы.
Впрочем, мои попутчики, несмотря на неудобства, которые я им доставлял в силу отсутствия плацкартного опыта, не жаловались и даже старательно отпаивали меня чаем. Надо сказать, полузабытый принцип гуманности и библейской любви к ближнему своему в плацкарте просыпается даже в самых бездушных. Как и положено в форс-мажорных обстоятельствах. Люди начинают с пониманием относиться к малейшим недостаткам и совместно помогать преодолеть все тяготы пути.
Первый день – самый легкий. Жара еще не достигает своего пика, и пока все знакомятся, старательно рассказывая о всех нюансах выбранной профессии и семейных неурядицах, незаметно проходит день. Проводники только посмеиваются в ответ на сдержанный восторг, вызванный неожиданной для меня прохладой в вагоне. «Вот подожди журналист, завтра въедем в Кзыл-Ординскую область»…
Мечта выспаться в вагоне на следующий день наталкивается на стену непонимания со стороны торговцев, шумно и назойливо предлагающих товары совершенно разной номенклатуры, но явно одного качества. По всему вагону идет бешеный торг. Ощущение, что не продают разве что марихуану. Да и то - не факт. Кстати, проводники тоже не остаются в стороне от рыночных отношений – на станциях идет бойкая торговля то картошкой, то арбузами, прямо с вагона, а «железнодорожные бизнесмены», путешествующие вместе с поездом, платят за каждый проход по вагону десять тенге. Видимо, за «пользование» пассажирами.
- Вот ты, журналист, думаешь, что проводнику замечательно работается, – доверяет с жутким южным акцентом самое сокровенное проводник Серик, - мол, взял проводник деньги и весь путь дрыхнет и ничего не делает? А мы, между прочим, большую часть дороги проводим в тамбуре – либо пассажиры в моем купе спят, либо товар перевозим. Деньги зарабатываем. Да и (нервно оглядывается) менты эти достали. За весь путь от Атырау до Алматы смена несколько раз меняется – в Кзыл-Орде, в Шымкенте. И всем надо платить. Все чего-то требуют. Иначе нельзя.
На мой вопрос о карьерном продвижении – хочется ли ему стать бригадиром поезда, Серик долго и внимательно рассматривает сначала меня, потом кончики своих сандалий, и наконец осторожно отвечает, что «нет». И тут же добавляет: «опасно это».
В вагоне едет огромная чеченская семья. Они крайне неохотно разговаривают и в любых, даже самых безобидных вопросах, ищут подвох. Обращаю внимание на то, что молодых мужчин среди них нет. Едут только старики, женщины и дети. Всем заправляет бойкий пожилой мужчина, щедрый на подзатыльники внукам. Почти на каждой станции его выводят полицейские и, в зависимости от продолжительности стоянки поезда, держат на улице то пять минут, то двадцать.
Подсаживаюсь к молодой женщине с усталыми глазами, чтобы выяснить, чего же хотят представители закона от ее отца, смутно, впрочем, о многом догадываясь. Выясняется, что это не отец, а тесть. Тактично замалчиваю вопрос о муже, параллельно отмечая, что на меня смотрит с напряжением вся семья, включая маленьких детей. Тщательно подбирая слова, мне рассказывают, что они едут из Грозного, что на каждой станции с них требуют деньги и что, когда один раз они осмелились не дать взятку офицерам, их со всем скарбом высадили с поезда. Основание – отсутствие регистрации. «Причем, - добавляет она, вплетая в речь какие-то слова на родном языке, по всей видимости, ругательства, - блюстители порядка даже не интересуются тем, что зарегистрироваться в пути просто невозможно – ведь до места никто не доехал. Приходится торговаться».
Слово о техническом прогрессе
CD-плейер вызвал ажиотаж среди честной публики. Все мои попутчики, от мала до велика изъявили желание послушать музыку на хорошем качестве. Отдаю плейер детям и легкомысленно засыпаю. Проснувшись, обнаруживаю, что плейера нет. Начинаю его искать по вагону и… натыкаюсь на аксакала, весь вид которого говорит о достигнутой нирване, которой он не предавался по всей видимости, с конца XIX века. Из неправильно надетых наушников доносится песня Мадонны «Die another day». Вокруг более молодые попутчики лет 55-60 посмеиваются – дескать, казахи открыли для себя технический прогресс. Потихонечку ухожу, вспоминая, что на этом диске у меня следующим треком записана песня группы Prodigy.
Окончательно одурев от кзыл-ординской жары и однообразного пейзажа, кое-где разбавленного останками агропромышленного комплекса КазССР, динозавра середины прошлого века, решаю выйти в тамбур покурить. Открываю дверь – и на меня вываливаются три человека с сумками над головами. Это – торговцы, у которых нет десяти тенге, чтобы их пустили в вагон и нелегальные пассажиры, которым ехать «всего» одну остановку, то есть полтора-два часа.
В тамбуре, где в обычное время тесно втроем, набито человек 10-12. Все держат сумки над головами и мрачно смотрят в будущее, чувствуя себя, по меньшей мере, шпротами. На мой горестный возглас о желании восполнить никотиновое голодание, ближняя к двери полная женщина с угрозой произносит: «Борыш, шемещке, халодный минералка». Застигнутый врасплох экономическими терминами южно-казахстанского бизнеса, немедленно ретируюсь. И только в самом конце пути мне объяснят, что «борыш» это не перец, как я предполагал сначала, а заурядный борщ. Спустя некоторое время, после проведения тщательного филологического и семантического анализа, до меня доходит, что значит термин «шемещке».
Мучительнее всего переносится дорога на третий день. К сожалению, неизвестно, кто является автором-составителем расписания движения поездов, но именно поезд номер 171 Атырау – Алматы, начиная с Шымкента, двигается по принципу «тише едешь – дальше будешь». Остановки на каждом мало-мальски крупном хуторе. Стоят в степи два-три дома, - значит, стоянка будет пять минут. Если строений больше – 10-15. На всех остальных - двадцать.
После пятого пропущенного вперед себя поезда начинаешь потихонечку звереть, проклиная все руководство «Казахстан Темир Жолы», бригадира поезда и (почему-то) проводников, которые, по всей видимости, чувствуя недобрые взгляды моих попутчиков, предпочитают отсиживаться у себя в купе. Ну, они люди опытные.
Немного легче становится на станции «Луговая», где сходит добрая треть поезда. Дело в том, что это тоже бизнесмены, добровольно обрекшие себя на жизнь на рельсах – они все едут в Бишкек за товарами, которые вскоре увидят рынки Актобе, Актау и Атырау. Разговоры постепенно стихают. Все нервно поглядывают на часы. Ждем, считая станции. Торговля тоже постепенно сходит на нет – теперь, даже если захочешь перекусить, приходится на станциях бегать, рискуя опоздать на уже начавший движение состав. Излюбленный бизнес здесь – долго отсчитывать сдачу, видимо, в надежде на то, что у незадачливого путника не выдержат нервы.
****
«Ближе к народу будешь», - успокаивали меня алматинские друзья. – «Узнаешь его чаяния, водки с попутчиками попьешь». Легче от искреннего сочувствия и беззлобных дружеских подначек почему-то не становилось.
Билетов в СВ и купе по маршруту Алматы-Атырау в кассах вокзала Алматы II за шестнадцать дней до отправки уже не было…
Михаил ПАК
Атырау-Алматы-Атырау
